Тел.: +7 910 424 94 35
Скайп: lider.italy
Email: anna.bergo@mail.ru

О НЕКОТОРЫХ НЕВРОТИЧЕСКИХ МЕХАНИЗМАХ ПРИ РЕВНОСТИ, ПАРАНОЙЕ И ГОМОСЕКСУАЛЬНОСТИ (В. - ПАРАНОЙЯ)

В.  ПАРАНОЙЯ

По понятным причинам случаи паранойи лечатся аналитической терапией. Недавно, интенсивно изучая двух параноиков, я узнал нечто новое.

Первый случай касался молодого человека с полностью сформировавшейся паранойей ревности, объектом которой была безупречно верная жена. Бурный период, когда мания беспрерывно владела им, был позади. Когда я его увидел, приступы были редки и скоро закончились, и интересным образом половые акты стали возобновляться день за днем. Есть основание предполагать, что после насыщения гетеросексуального либидо, параллельно возбужденные гомосексуальные компоненты проявляли себя в приступах ревности.

Приступ вызывало наблюдение мелких деталей, благодаря которым он отмечал неосознанное кокетство жены, незаметные для других. То она случайно задела руку, сидящего рядом с ней господина, то слишком приблизила к нему лицо или слишком дружелюбно ему улыбнулась. Он был очень внимателен к этим непроизвольным поступкам, считал себя правым и путем анализа мог оправдывать себя. Его ненормальность восстанавливалась, когда он пристальнее следил за женой и строже ее оценивал.

И мы помним, что преследуемые параноики ведут себя также. Они также не признают нейтральности вещей, и преобразовывают мельчайшие поступки других в «манию отношений». Суть мании отношений в том, что она ожидает от чужих что-то в роде любви; они же ведут себя, не проявляя какого-либо дружеского интереса. Так себя ведут, когда равнодушны к рядом находящемуся, будто он невидим. И параноику не остается ничего другого, как воспринимать безразличие других как враждебность.

Мы догадываемся, что недостаточно описывать ревнующего параноика, как и преследуемого, когда говорим, они проецируют на других то, чего они бы не хотели ощущать в себе. Да, они так и делают, но не наобум, а направляемые знаниями своего неосознанного перемещают на неосознанное других то внимание, которого лишили свое неосознанное.

Ревнующий распознает неверность своей жены, но не свою. Пока он доводит жене свои подозрения, его неверность остается неосознанной. Рассматривая случай как основополагающий, можно сделать вывод, что враждебность, которую чувствует преследуемый, является отражением его собственной по отношению к другим. Мы знаем, преследователем становится персона того же пола, и вопрос, чем обуславливается инверсия аффекта.

Лежащий на поверхности ответ был бы: постоянно присутствующая чувственная амбивалентность является основой для ненависти, и невыполнение любовных притязаний ее усиливает.

Таким образом амбивалентность служит для преследуемого защитой гомосексуальности, как нашему клиенту ревность.

Сны моего ревнивца меня сильно поразили. Они не проявлялись одновременно с началом приступа, но, при овладении им мании они были свободны от безумства, и в них распознавались обычные базовые гомосексуальные побуждения. Тогда мне было понятно, что паранойя не проникает в сновидение.

Состояние гомосексуальности у него было понятно. У него не было друзей и знакомств, было впечатление, что мания переняла развитие отношений к мужчинам, как бы наверстывая упущенное. Бесправное положение отца в семье и постыдная гомосексуальная травма в детстве содействовали вытеснению гомосексуальности, и проложили путь к ее сублимации. В юности была сильная связь с матерью. Он был ее любимчиком, и развил на нее сильную ревность нормального типа.

Позже, выбирая жену, главным мотивом было сделать мать богатой, потребность в девственной матери выразилась в сомнениях в девственности своей невесты. Первые годы брака были свободны от ревности. Затем он изменил и вступил в длительную связь. Но, когда испугавшись разоблачения, прекратил эту связь, у него появилась ревность второго проецируемого типа, которой он успокаивал угрызения от своей неверности. Скоро она усложнилась добавлением гомосексуальных побуждений, объектом которых стал тесть, до полной паранойи ревности.

Второй случай без анализа невозможно было бы классифицировать как персекуторную паранойю. В отношениях с отцом у него была амбивалентность необычайного диапазона. С одной стороны он был исключительный бунтарь, всегда против желаний и идеалов отца, с другой, в самой глубине, все-еще покорный сын, который под чувством вины отказался от женщин.

Его реальные отношение к мужчинам было под знаком недоверия. Будучи интеллектуальным, он смог убедить себя, что друзья его обманывают и хотят обобрать.

Новым для меня стало, что мысли о преследовании могут существовать без того, чтобы их оценивали. Они регулярно мелькали при анализе, но он только подсмеивался над ними, не придавая им значения. Тоже самое может происходить в сходных случаях паранойи и, когда разражается болезнь, то бредовые идеи кажутся чем-то новым, хотя они могли существовать уже давно.

И меня озарило, что качественный момент наличия определенных невротических форм, значит меньше, чем количественный момент, какую степень катексиса эти формы могут повлечь за собой. Наш первый случай, паранойя ревности, приводит нас к той же оценке количественного момента, показывая, что ненормальность в основном состоит в переизбытке интерпретаций чужого неосознанного. Аналогичное мы знаем и из анализа истерий. Патогенные фантазии, производные вытесненных побуждений, могут долго присутствовать в нормальной душевной жизни не действуя патогенно, пока не происходит их переизбыток в результате перелома экономии либидо. Только тогда разрождается конфликт, который ведет к образованию симптомов. Развивая знания, мы все более вынуждены выдвигать вперед экономическую точку зрения. И здесь недостаточно озвученного количественного момента, чтобы оценить феномен, который Блойлер назвал «включение». Нужно только допустить, что возрастание сопротивления в направлении психического процесса вызывает переполнение другого направления и, этим самым, включением этого в процесс.

  В моих двух случаях с паранойей выявилась поучительная противоположность в отношении сновидений. Если в первом случае они были без маний, то второй пациент в большом количестве выдавал сны с преследованиями, которые можно было рассматривать, как предвестники или замещающие образования мании со сходным содержанием. Преследующий был как правило здоровый бык или другой символ мужественности, опознаваемый как замещение отца. Однажды он рассказал характерный параноидальный сон переноса.

Он видел, как я брился в его присутствии, и почувствовал запах мыла как у его отца. Я это делал, чтобы вызвать перенос отца на свою персону. В выборе ситуации сновидения ясно проявлялось игнорирование пациентом его параноидальных фантазий и неверие в них.

Сравнение сновидений обоих пациентов учит нас, что вопрос, может ли паранойя (или психоневроз) проникать в сновидения, обосновывается на неправильном понимании сновидения. Сновидение отличается от осознанного мышления бодрствования тем, что оно может принимать содержания (из области вытесненного), чего не происходит в осознанном мышлении. Помимо того, оно лишь форма мышления, преобразование предсознательного материала для обдумывания посредством работы сновидения и ее условий.

Терминология неврозов не применима для вытесненного, это не может называться ни истерическое, ни навязчиво-невротическое, ни параноидальное. Напротив, другая часть материала, применяемая для сновидений, предсознательные мысли, может быть нормальной или иметь в себе вид какого-нибудь невроза. Предсознательные мысли могут быть результатом тех патогенных процессов, в которых мы распознаем суть невроза.  

Непонятно, почему такие патологические идеи не все трансформируются в сновидение. Так сновидение может коррелировать с истерической фантазией, навязчивым представлениям, маниакальной идеей, т.е. выявить что-то подобное при его интерпретации.

В случае двух параноиков мы видим, что сновидения одного нормальны, хотя у него припадок, у другого оно с параноидальным содержанием, в то время как он иронизирует над своими маниакальными идеями. Таким образом, сновидение в обоих случаях взяло то, что было вытеснено в осознанной жизни.  

Вернуться к списку